Восходящий тренд
Последние месяцы фокус международного внимания уверенно удерживают события, происходящие в Испании и Ираке. Практически синхронно в отдельных регионах этих стран состоялось два референдума, в ходе которых население Каталонии и Иракского Курдистана решало вопрос о перспективах дальнейшего пребывания в составе своих государств.
Разумеется, оба случая уникальны как по своей внешней конъюнктуре, так и в плане обладания определенным набором специфических черт и особенностей. Однако нетрудно провести и очевидные параллели: оба голосования проходили в условиях явного неодобрения (а то и противодействия) центральных властей и оба же закончились оглушительной победой сторонников независимости.
Любопытно, что политические лидеры этих потенциально новых самопровозглашенных государств после проведенных плебисцитов избрали примерно идентичную модель поведения: получив от своих граждан формальный карт-бланш на дальнейшие решительные шаги, они все же предпочли действовать крайне осторожно, заявляя даже о готовности временно «заморозить» итоги референдумов ради диалога с властями пока еще единых стран.
Судя по развитию ситуации, такая «пассивная» тактика дивидендов им явно не принесла. Более того, у центральных властей появились время и «окно возможностей» для ряда энергичных и чувствительных контр-выпадов как политического, так и даже военного (в случае Ирака) плана, которые, как кажется, сделали перспективы независимого существования Каталонии и Иракского Курдистана на текущем этапе довольно туманными. С другой стороны, курдов и каталонцев тоже, в принципе, можно понять: в условиях резкой реакции со стороны центра они пытались снизить градус напряженности, а также «прощупать» международную обстановку на предмет возможной поддержки их будущего суверенитета (которую в результате не получили).
Меж тем клуб подобных де-факто стран, пока еще не получивших формального дипломатического признания, итак уже довольно велик. И в последние недели, когда вероятность его очередного пополнения была весьма высока, в международном сообществе вновь активизировалась дискуссия по ряду животрепещущих вопросов, а именно: в каких случаях имеет место самоопределение народа, а в каких страна должна оставаться «единой и неделимой»? Как дальше регулировать отношения новообразованного государства с его бывшей «метрополией» в условиях традиционно высокого риска конфликта между ними?
Эти и другие вопросы не утрачивают своей актуальности на протяжении десятилетий, но внятного ответа на них нет. Как нет и работающего, согласованного всеми механизма, который бы обеспечивал беспрепятственное и мирное разрешение ситуаций, связанных с практической реализацией права народов на самоопределение.
Пока же решение подобных «кейсов» происходит в сугубо индивидуальном порядке, зачастую в соответствии с сиюминутными геополитическими интересами и амбициями тех или иных вовлеченных глобальных акторов. Или же не происходит вовсе.
Тем не менее с каждым годом этот восходящий тренд в системе международных отношений игнорировать все труднее. Растет объективная потребность в его правильном понимании и поиске формул решения сопутствующих кризисных явлений. Здесь представляется важным обратить внимание даже не столько на текущие процессы, сколько на новейшие, но не признанные государства, уже существующие на протяжении многих лет.
В данном контексте одним из наиболее любопытных и характерных примеров выступает Приднестровье или, официально, Приднестровская Молдавская Республика.
Путь к государственности
С точки зрения формальной позиции международного сообщества, Приднестровье – часть Республики Молдова, но фактически же ПМР более 27 лет существует как полноценное независимое государство.
Причины возникновения и развития отдельно от Молдовы Приднестровской государственности напрямую связаны с рядом конкретных исторических предпосылок. Прежде всего, следует отметить, что территория молдавского государства в тех или иных его формах никогда не включала земли левого берега Днестра, и даже в рамках Российской империи современные Молдова и Приднестровье входили в состав разных административно-территориальных единиц.
После Октябрьской революции и образования СССР Приднестровье поначалу стало частью Украинской ССР, а затем – основой для образования так называемой МАССР (Молдавской Автономной Советской Социалистической Республики). Волюнтаристское решение советского руководства по созданию МАССР было продиктовано не сложившимися в регионе реалиями, а намерением использовать данную территорию в качестве плацдарма для возвращения оккупированной Румынией Бессарабии (нынешняя Молдова). Этот план удалось реализовать в 1940 году благодаря заключению знаменитого Пакта Молотова-Риббентропа, разграничившего сферы влияния Германии и Советского Союза. Бессарабия вошла в состав СССР, и путем ее присоединения к МАССР (а не наоборот) и была создана Молдавская ССР.
Собственно, современные притязания Молдовы на приднестровскую территорию как раз и апеллируют к этому недолгому периоду совместного «проживания» в рамках МССР с 1940 по 1990 гг. В то же время правовые основания таких притязаний представляются, как минимум, весьма спорными.
В конце 80-х – начале 90-х гг. Молдавскую ССР, как и многие другие союзные республики, захлестнула волна националистических и сепаратистских настроений. Пользуясь слабостью союзного центра и поддержкой радикально настроенной части населения, власти МССР в ускоренном порядке осуществляли выход из Советского Союза. В рамках данного процесса Верховным Советом ССР Молдовы было принято сразу два (что характерно, в один день) судьбоносных для дальнейших отношений с Приднестровьем документа – Декларация о суверенитете, а также Постановление о признании ничтожным Пакта Молотова-Риббентропа. Данными решениями Молдова фактически признавала незаконным образование МССР и де-юре возвращала ситуацию к состоянию 1940 года, исключая таким образом Приднестровье из своего состава.
Что касается самого Приднестровья, то его население, напротив, стремилось остаться в СССР, о чем убедительно свидетельствуют результаты состоявшегося на территории будущей ПМР референдума по данному вопросу (буквы «ССР» из наименования нового государства исчезли лишь после окончательного упразднения Союза).
В целях защиты от беспрецедентного всплеска национализма в Молдове, грозившего обернуться тотальным преследованием русскоязычного населения, приднестровцы провозгласили собственное государство, реализовав свое законное право на самоопределение.
Как видим, у Приднестровья были легитимные правовые основания для того, чтобы заявить о своем суверенитете. Прошедшие 27 лет также не дают особых поводов усомниться в состоятельности этой республики в качестве независимого государства.
На сегодняшний день в Приднестровье созданы все необходимые социальные, экономические и гражданские институты, успешно функционирует структура органов государственной власти, осуществляется эффективный контроль над собственной территорией. Обеспечена непрерывность демократических процедур и процессов, в том числе электоральных (регулярно проводятся выборы президента и депутатов парламента, последние – в 2015-2016 гг.). Кроме того, Приднестровье имеет богатый опыт взаимодействия с зарубежными государствами и международными организациями, а также в качестве равноправной стороны участвует в международном переговорном процессе по урегулированию молдо-приднестровских отношений.
Долгое время республика демонстрировала и неплохие успехи в экономике, быстро выйдя на уровень самодостаточности, однако жесткие блокадные меры, введенные странами-соседями, в значительной степени подорвали ее экономический потенциал.
Перечисленное выше наталкивает на очевидный вывод: Приднестровье состоялось как государство, и каких-либо объективных оснований для того, чтобы отказывать ему в независимости, нет. Тем не менее международное сообщество продолжает упорно не замечать факт существования приднестровской государственности, повторяя как мантру аргумент о «необходимости соблюдения территориальной целостности Республики Молдова».
Системе международных отношений необходимо «оздоровление»
День ото дня этот аргумент звучит все менее убедительно и рационально, но очевидно, что другие «рецепты», равно как и политическая воля для их выработки и реализации, на сегодняшний день попросту отсутствуют. Международное сообщество держится за устоявшийся статус-кво, надеясь, что ситуация со временем разрешится сама собой.
Проблем такая тактика, очевидно, не решит. Вряд ли Приднестровье собирается в обозримом будущем отступиться от столь тяжело доставшегося ему суверенитета, тем более когда за его сохранение выступают подавляющее число граждан. Скорее, наоборот: Тирасполь продолжит настаивать на международном оформлении своего независимого статуса еще сильнее. Именно на это, в частности, указывает и недавнее обращение властей республики в адрес ООН с просьбой о предоставлении статуса государства-наблюдателя при организации.
В логике руководству Приднестровья сложно отказать, особенно в условиях наличия таких показательных для него примеров, как Южный Судан, который в кратчайшие сроки стал членом ООН по итогам референдума о независимости в 2011 году, или Республика Косово, получившая дипломатическое признание со стороны уже более ста государств.
В конечном счете, до сих пор нет внятного ответа, почему в вышеуказанных странах имело место «самоопределение народов», а в случае ПМР – нет.
Если в ситуации с Южным Суданом можно сослаться на имевшееся формальное согласие центральных властей на проведение волеизъявления и выхода из состава страны (которое, кстати, в соответствии с международным правом вовсе и не требуется), то в случае с Косово, который западные дипломаты поспешили назвать sui generis (то есть особенным и, как следствие, не создающим прецедента), возникает ряд явно неудобных вопросов. Хотя бы потому, что «уникальность» ситуации с Косово, как ее видят в западном сообществе (распад Югославии, преступления в отношении гражданского населения), может быть в равной степени перенесена и на Приднестровье, также образовавшееся в контексте крушения СССР и агрессии в отношении своих жителей со стороны Республики Молдова.
Пример Приднестровья в этом плане далеко не единичен. Только на постсоветском пространстве существуют частично признанные Абхазия и Южная Осетия, а также Нагорный Карабах, Луганская и Донецкая республики. А ведь в мире есть еще Сомалилэнд, Палестина, существуют и многие другие государственные образования, не являющиеся членами ООН. Не исключено, что в этом ряду в скором времени появятся и другие названия. Таким образом, все большее число территорий на планете оказывается вне рамок официальной системы международных отношений и такое положение дел не может считаться ни оптимальным, ни справедливым.
«Оздоровление» этой системы объективно назрело, и, думается, разумное решение уже имеющихся проблемных точек, к примеру, путем признания доказавших свою состоятельность самопровозглашенных государств, как Приднестровье, могло бы стать одним из первых позитивных шагов в этом направлении.
Филипп Бурунов
