Сергей Губарев: «Пока нет поползновений к тому, чтобы эти половинки стали одним целым»

Российские дипломаты заговорили о возможности признания независимости Приднестровья, в случае если Молдова перестанет быть суверенной и нейтральной, и активно критикуют молдавские власти за их «несговорчивость».

В интервью главному редактору «Ъ-MD» ВЛАДИМИРУ СОЛОВЬЕВУ посол МИД РФ по особым поручениям СЕРГЕЙ ГУБАРЕВ рассказал, чем вызвана такая активность, означает ли она изменение позиции Москвы в отношении Приднестровья и может ли ПМР интегрироваться в Евразийский союз.
«Жесткость позиции Кишинева очевидна"
— Из недавних заявлений российских дипломатов, в том числе из ваших, эксперты уже сделали вывод, что позиция РФ в отношении приднестровского урегулирования сильно изменилась. Москва перешла к открытой поддержке Тирасполя и упрекает Кишинев в недоговороспособности и отсутствии гибкости. Действительно ли позиция России изменилась? И если да, то почему?
— Прежде всего отмечу, что польщен вниманием молдавской прессы к моей скромной персоне. Одновременно хотел бы выразить удивление той яркой реакцией, которая последовала на мои высказывания. Я не сказал ничего нового по сравнению с тем, что звучало в предыдущие годы из уст высшего российского руководства. Я не сказал ничего, что внесло бы малейший элемент новизны в позицию РФ.
В понедельник в Кишиневе у меня состоялась продолжительная встреча с замглавы МИДЕИ Андреем Поповым. Мы беседовали два с половиной часа, и он пытался вытрясти из меня противоречия с той позицией, которая ранее излагалась руководителями России. Признаюсь, на меня произвело глубокое впечатление то удивление господина Попова, которое он испытал, узнав от меня о том, что тезис о возможности самоопределения Приднестровья в случае утраты Молдовой суверенитета был зафиксирован в отчете № 13 миссии СБСЕ в Р. М. Так что эта мысль принадлежит международному сообществу, поскольку этот отчет был одобрен венской группой СБСЕ — прообразом нынешнего постоянного совета ОБСЕ, а следовательно, воспринят всеми странами-членами этой организации.
— Да, но есть и другой момент. Почему именно сейчас вы вдруг начали говорить о возможном признании независимости Приднестровья? Разве существуют предпосылки к тому, что Молдова утратит суверенитет?
— Не вижу здесь никакого «вдруг». На протяжении предыдущих 20 лет переговорная тактика Тирасполя исходила из мысли о том, что сначала следует политическое урегулирование, а уже потом решение социально-экономических вопросов. Результат этой тактики налицо — 20 лет правления Игоря Смирнова не привели к решению приднестровской проблемы. Евгений Шевчук, демократически избранный новым руководителем Приднестровья, взял на вооружение другую тактику — тактику малых шагов и решения конкретных экономических вопросов. Она последовательно осуществляется приднестровской стороной с 30 декабря прошлого года, то есть со дня инаугурации Евгения Шевчука. Своими первыми указами в должности президента он упростил порядок пересечения административной границы между РМ и ПМР и отменил 100% пошлину на импортируемые из Молдовы товары. И что в ответ? А в ответ, как у Высоцкого, — тишина. Пока я вижу, что та позитивная динамика переговорного процесса, которая наметилась в первой половине этого года в Дублине и Вене, практически сошла на нет. Кроме условного восстановления пассажирского и грузового сообщения по приднестровскому участку железной дороги реально ни один вопрос, направленный на улучшение повседневной жизни людей на обоих берегах Днестра, не решен.
— Неужели исключительно по вине молдавской стороны?
— Во многом. Не исключительно, но во многом. Конечно, и планка требований Тирасполя, на мой взгляд, завышена, но и жесткость позиции Кишинева очевидна. «Нейтральный статус Молдовы — это то, что полностью устраивало бы Россию"
— На этой неделе вы провели два дня в Кишиневе и Тирасполе. С какой целью?
— Чтобы понять, каковы на сегодня позиции сторон в переговорном процессе. Я глубоко убежден, что решением проблемы Приднестровья может стать только компромисс. Он подразумевает, что его участники готовы пожертвовать некими завышенными желаниями и ожиданиями для получения решения. Я пытаюсь понять как добросовестный посредник, на какой компромисс готовы Кишинев и Тирасполь.
— Удалось?
— Пока нет. Не устаю повторять, что ключ к решению приднестровской проблемы не лежит в Москве, Вашингтоне, Вене или в Киеве. Ключ или, если угодно, половинки этого ключа лежат в Кишиневе и в Тирасполе. Но пока нет никаких поползновений к тому, чтобы эти половинки стали одним целым. Мы сейчас в переговорном процессе находимся в ситуации середины 90-х годов. Шестилетняя пауза в переговорах настолько развела стороны и закрепила их на экстремальных позициях, что преодолевать это придется путем кропотливых и настойчивых усилий со стороны всех посредников.
— По поводу пресловутого ключа есть другая точка зрения. Она состоит в том, что именно Россия и условный Запад должны определиться с параметрами безопасности для региона, включающего и Молдову, и Приднестровье, и Украину.
— На мой взгляд, эта точка зрения не имеет отношения к реальности. Определить, как Кишинев и Тирасполь должны себя вести, можно. Но будет ли эта система воспринята народами Молдовы и Приднестровья — большой вопрос.
— Вы вряд ли будете отрицать, что у России есть вполне конкретные интересы в этом регионе.
— Конечно, не буду отрицать! Начиная от огромного количества компактно проживающих граждан России и заканчивая бизнес-интересами. Мы с учетом этого не можем оставаться равнодушными к ситуации в регионе.
— Я имел в виду геополитические интересы России. Вы же не случайно говорили о нейтралитете Молдовы, утрата которого, по вашим словам, также может стать основанием для получения Приднестровьем независимости.
— У меня и на эту тему был интересный разговор с господином Поповым. Я не могу не повторить, что нейтральный статус Молдовы — это то, что полностью устраивало бы Россию. Россия не сможет остаться равнодушной к любым поползновениям Молдовы вступить в любые военно-политические альянсы.
— За исключением Организации договора о коллективной безопасности (ОДКБ), наверное?
— ОДКБ не является военно-политическим альянсом.
— А каким же?
— Это договор о коллективной безопасности.
— Воля ваша. Но почему российские дипломаты сейчас заговорили о нейтралитете? Разве Молдова демонстрирует желание вступить в какой-либо военный блок?
— Раньше как-то не представлялась возможность высказать свое понимание этого вопроса. Но несколько месяцев назад в молдавском политическом истеблишменте была дискуссия о том, насколько нейтралитет имманентно присущ молдавскому государству. Были заявления о том, что нейтралитет — это всего лишь традиция и законодательно никаким законом не зафиксирована.
— Ну как же? Постоянный нейтралитет Молдовы закреплен в Конституции.
— Одиннадцатая статья, это понятно. Но предлагалось ведь принять отдельный закон о нейтралитете РМ.
— Я помню российскую инициативу, которая подразумевала подписание некоего международного документа о нейтралитете Молдовы, под которым свои подписи поставили бы Москва, Вашингтон и Брюссель.
— Такого не припомню.
«Что мешает Каменскому району завести тесные связи с Подольским районом Московской области"
— В прошлом месяце в Кишиневе премьер Владимир Филат принимал Евгения Шевчука. Принимал с почестями. Они долго говорили, отметили рост доверия и так далее. Но на следующий день после переговоров был опубликован указ президента Приднестровья, устанавливающий пошлины на ввоз подакцизных товаров из Молдовы. Датирован он был тем же числом, когда состоялась встреча, — 26 сентября. Выходит, подписан он был в день встречи. Разве могут здесь быть претензии к молдавской стороне?
— Могу повторить только то, что уже говорил. Конец сентября — это девять месяцев с начала реализации политики открытости, политики односторонних шагов Тирасполя, направленной на нормализацию отношений с Кишиневом. Девять месяцев! А в ответ — тишина. Я не могу осуждать Евгения Шевчука за то, что он признал своим новым указом неэффективность тех шагов, которые он предпринял с начала своего президентства.
— Давайте поговорим о различиях в позициях сторон. Как известно, Кишинев говорит об особом правовом статусе Приднестровья в составе единой Молдовы.
— Основывая этот особый правовой статус на законе 2005 года. Там говорится об особом статусе даже не приднестровского региона, а населенных пунктов левобережья Днестра. Там не идет речи о Приднестровье как о целостной, сформировавшейся исторически культурной общности.
— Да, но если посмотреть на позицию приднестровских властей, то Тирасполь в качестве стратегической цели теперь указывает интеграцию в Евразийский союз России, Белоруссии и Казахстана. Это как увязывается с попытками найти компромисс?
— Начнем с того, что в ходе своего последнего визита в Москву глава внешнеполитического ведомства Приднестровья Нина Штански говорила о евразийском регионе. И я, откровенно говоря, не вижу в этом ничего крамольного. Задача заключается в том, чтобы понять, каковы цели и задачи этого региона. Я, кстати, убежден, что если будет правильно сформулирована задача, то и соответствующие регионы Молдовы и Украины также включатся в этот евразийский регион.
— Каким образом непризнанная республика может интегрироваться куда бы то ни было?
— Концепция еврорегиона существует лет, наверное, тридцать. Еврорегионов в Европе существует несколько десятков. Что мешает распространить это понимание на Евразию? Что мешает уйти от чисто географического представления о том, кто должен и может являться составной частью этих регионов? К примеру, существует на границе Бельгии, Голландии и Германии еврорегион Маас-Рейн. Люди там не задумываются о политическом звучании названия и их объединения, а решают простые бытовые проблемы. Что мешает, скажем, Каменскому району завести тесные связи с Подольским районом Московской области?
— Еврорегионы, существующие внутри Европы, не обращают внимание на политические нюансы, потому как находятся внутри единого сообщества, которое давно сделало свой геополитический выбор и определилось с моделью внутреннего устройства.
— Я понимаю вашу идею. Но кто говорит о том, что мы не можем внести новое слово в этот процесс? Почему мы должны руководствоваться правилами, которые были созданы до нас и нам навязываются? Почему мы не можем внести свой позитивный вклад в это дело?
«Уже забыли бы все о существовании приднестровской проблемы"
— Так или иначе, но есть ощущение, что переговорный процесс в глубоком тупике. И все эти встречи в европейских столицах в формате «5+2» —бессмысленная история.
— Это не театр и не цирк. Это нормальная переговорная работа. Едва ли следует ожидать от каждой нашей встречи ярких результатов, которые под вспышки фотокамер могут быть объявлены общественности. Двадцать с лишним лет Приднестровье и Молдова жили отдельно друг от друга, исходя из собственного представления о том, что такое жизнь. Сближение позиций — долгий и кропотливый процесс. Во внимание нужно принимать и то, что последние шесть лет с момента начала экономической блокады Приднестровья Молдовой вообще никаких контактов между двумя берегами Днестра не было. Меня забавляет позиция ряда наших партнеров и политических деятелей, которые, как в советские времена, стремятся к 7 ноября совершить какие-то значимые подвиги. Взять Киев к 7 ноября, а сколько там солдат будет положено, никого не волнует.
— В ноябре, кстати, очередная годовщина срыва подписания «меморандума Козака».
— Что такое «план Козака»? Это абсолютно технический документ, который являлся ответом на явно выраженную политическую волю Кишинева и Тирасполя строить общее государство. Первична в данном случае была политическая воля сторон.
— Не все согласны с тем, что это был оптимальный вариант урегулирования конфликта.
— Тем, кто заблокировал подписание этого меморандума, я говорю: «Ребята, сейчас на дворе 2012 год». Уже бы девять лет прошло от того переходного периода нахождения российских войск на территории Приднестровья. Девять из двадцати — там была заложена двадцатилетняя перспектива. И уже забыли бы все о существовании приднестровской проблемы. Занимались бы чем-нибудь другим.
Источник: Коммерсантъ в Молдове, Владимир Соловьев