Нина Штански: «Говорить сегодня с Молдовой о политическом статусе Приднестровья не представляется возможным»

Глава МИДа Приднестровья дала эксклюзивное интервью «Комсомольской правде» в Молдове.

— Нина Викторовна, вы стали министром внешнеполитического ведомства непризнанного государства 24 января этого года. Сегодня, зная, с чем вам пришлось столкнуться за это время, вы бы согласились взвалить на себя такую ношу?

— Интересный вопрос, я признаться, не задумывалась над этим. Согласилась бы я или нет, так вопрос для меня не стоял бы. Потому что я на службе, и, когда на службе дается поручение, вопрос не стоит, буду я это делать или нет. Служба есть служба. А вот что касается того, что я возглавила МИД непризнанного государства… Вы знаете, я состоялась в этой непризнанной стране. Потому что, когда большая, всеми признанная и уважаемая страна СССР распадалась, я была подростком. Поэтому ни в какой другой стране не жила и не работала, ни в какой другой стране я не создавала семью, не рожала детей… Этот аспект с непризнанностью на внешнем периметре звучит одним образом, а здесь, внутри республики, нам это режет слух. Я служу своему государству вне зависимости от того, признается это государство мировым сообществом или нет. Здесь живут люди, обладающие таким же набором прав, как и во всем мире. У них такие же проблемы, те же горести. По большому счету беды у нас всех одни и те же.

— Разработан проект новой редакции Концепции внешней политики государства. Его принципиальным новшеством стало закрепление в качестве главного государственного приоритета внешней политики ПМР курса на евразийскую интеграцию. Вы в свое время сказали, что мы будем вместе с Россией реализовывать целый ряд проектов в рамках этого курса. Что под этим подразумевается?

— Дело в том, что мы и сегодня совместно с Россией реализовываем немало проектов. Россия — гарант приднестровского урегулирования. Кроме того, Россия здесь обеспечивает защиту и реализацию интересов уже 170 тысяч своих граждан. Поэтому без России вряд ли бы мы смогли сегодня в полной мере защитить их права. А что касается совместных проектов, речь на сегодняшний день идет, прежде всего, о проектах в социокультурной и гуманитарной сферах. Кроме того, это и здравоохранение, это и образовательная сфера, это и совместное развитие информационного пространства и, конечно, торгово-экономические связи. Потому что Россия — это основной для нас торговый партнер. Не секрет, что большая часть наших предприятий работает на российский рынок. В 2006 году многое было изменено, и тот новый таможенный режим, который возник после соглашений правительств Молдовы и Украины, он, конечно, переориентировал некоторые предприятия на европейский рынок. Это было сделано искусственно, но это не означает, что предприятия, вынужденные переориентироваться, чтобы выжить, сегодня не заинтересованы в том, чтобы вернуться в те регионы России, которые исконно являлись рынками для их продукции. Мы же понимаем, что с точки зрения логистики, с точки зрения надежности партнерских отношений, все это нужно возрождать, все это нужно возвращать. Время ведь уходит…

— Результаты референдума 2006 года о независимости Приднестровья и присоединении к России до сих пор официально не признаны международным сообществом. Что вы в этом направлении предпринимаете?

— Мы помним, что аналогичные референдумы, не признанные международным сообществом, проводились в Абхазии и Южной Осетии. Такое я позволю себе сделать напоминание. Прежде всего, результаты референдума 2006 года определяли курс для руководства Приднестровья. Поскольку этот референдум всенародный, государство, таким образом, получило мандат на проведение соответствующей политики. Именно этот курс мы сегодня должны отразить в Концепции внешней политики. Потому что действующая его редакция принималась в 2005 году — до проведения референдума. Соответственно, мы сегодня должны отразить этот курс и, кроме того, тот курс на интеграцию в евразийское пространство, который провозгласил глава нашего государства, как раз и есть один из шагов, призванных реализовать волю людей, выраженную в 2006 году. Мы ведь знаем, какой процент людей проголосовал, как люди отвечали на вопросы референдума. Конечно, нам надо работать дальше. А признаны результаты референдума или нет… Тогда здесь было 150 международных наблюдателей. Они дали заключение о том, что этот референдум соответствовал высшим критериям международной оценки и демократичности процессов. Мне кажется, наши люди уже много раз доказывали, что они имеют право на признание своего волеизъявления. Давайте посмотрим на недавние президентские выборы, когда в сложнейших условиях многие предрекали возникновение народных волнений, кто-то говорил о возможной фальсификации итогов выборов. Посмотрите, как спокойно, демократическим путем люди выбрали себе власть! Как мирно и цивилизованно прошли выборы и были установлены их результаты! Тест на демократичность, как сегодня модно говорить на Западе, мы уже прошли многократно.

— Может, это дилетантский вопрос с моей стороны. Есть ли перспектива у Приднестровья когда-нибудь, может быть, в отдаленной перспективе, стать членом Таможенного и Евразийского союзов? Может, это зависит от международного признания государства? Если да, то когда оно возможно?

— Боюсь, я не смогу ответить на первый ваш вопрос, потому как его надо задать членам Таможенного и Евразийского союзов. Не возьму на себя смелость говорить о таких перспективах, хотя, конечно, это является одной из целей руководства ПМР. Но давайте посмотрим, какие процессы происходят вокруг этих структур. Актуализированная идея евразийской интеграции — это интеграция не только в рамках Таможенного союза или существующей ЕврАзЭС. Речь идет о более глобальном евразийском пространстве в отдаленной перспективе. Но я наблюдаю, что процессы происходят сейчас весьма динамично. И, когда мы смотрим на инициативу, которую актуализировал Владимир Путин, мы не увидим там обязательного упоминания о том, что евразийская интеграция — это процесс для государств. Отнюдь. Это процесс для территорий, это процесс для регионов. Сегодня очень трудно региональное сотрудничество отделить от глобального. Здесь кроется очень большой потенциал. Я не исключаю, что и в Молдове, и в Украине есть и силы, и территории, которые так или иначе заинтересованы в этой интеграции. Есть же и приграничное сотрудничество, которое нельзя списывать со счетов, даже с учетом тех или иных геополитических ориентаций.

— Если руководство Молдовы согласится на федерализацию и предоставит Приднестровью самые широчайшие полномочия, может ли ПМР войти в состав такой федерации? Если да, то на каких условиях?

— Приднестровье не обсуждает сегодня вопросы политического статуса ни в двухсторонних консультациях с Молдовой, ни в существующем пятистороннем формате, ни в формате «5+2». То есть сегодня мы определились, какая у нас переговорная повестка. Мы наконец-то сформировали, что очень важно, устойчивое переговорное пространство, которое призвано решать социально-экономические вопросы, много лет не решавшиеся, во-первых, потому что все занимались политическим статусом и остальные проблемы смело отодвигались в сторону, а во-вторых, потому что существовал шестилетний перерыв в переговорах. Сегодня мы наполнили переговорное пространство социально-экономическими вопросами. Можно попробовать друг другу доказать, что мы — партнеры! Сейчас у многих пока еще остаются вопросы: могут ли Молдова и Приднестровье быть партнерами. Мы еще не показали действенность партнерских отношений, и поэтому говорить о статусе, любом политическом статусе, на мой взгляд, на сегодняшний день не представляется возможным. Стороны находятся на диаметральнопротивоположных позициях. Я не слышала ни одного заявления руководства Молдовы, которое бы сигнализировало о том, что позиция Молдовы изменилась. Она была обозначена в 2005 году, когда в одностороннем порядке Молдова определила статус Приднестровья. Я не слышала о том, чтобы в парламенте обсуждалась инициатива об отмене этого закона. Коль скоро такой инициативы нет, было бы весьма непредусмотрительно обсуждать какие-либо новые шаги в этом направлении. Нам есть сегодня, чем заниматься.

— Вы заявляли о том, что Тирасполь сделал и так слишком много по отношению к Кишиневу в рамках переговоров «5+2»…

—  Думаю, что оценку давать должны сторонние наблюдатели — люди, которые живут в Тирасполе и в Кишиневе. Есть социологические опросы и, к сожалению, то, что сегодня происходит, по результативности никак не отвечает общественным запросам и ожиданиям. Был новый импульс в начале года, мы дали людям надежду… Со своей стороны, Приднестровье конструктивные шаги делало и продолжает их делать. Мы, несмотря на то, что не можем придти к согласию по отдельным позициям, не останавливаемся, мы движемся вперед, мы выдвигаем новые инициативы, мы ищем и те опорные точки, на которых компромисс может быть чем-то ощутимым. К сожалению, большая часть приднестровских инициатив сегодня либо мягко отодвинута в сторону, либо откровенно отвергнута. Считаю, что это очень большое испытание для тех переговоров, которые мы сегодня ведем. Но мне очень хотелось бы, чтобы и в Молдове, и в Приднестровье люди понимали, что после шестилетнего перерыва, наверное, очень трудно было бы создать такую атмосферу, которая позволила бы нам достичь больших результатов. Поэтому есть и озабоченность с нашей стороны, но и некоторый оптимизм, что, возможно, прошло не так много времени для того, чтобы мы смогли настолько упрочить наши позиции, чтобы вместе более интенсивно идти к достижению конкретных результатов. Но хуже всего то, что шаг навстречу не встречает ответной реакции. Это связывает дипломатию, разочаровывает общественность и усложняет процесс.

— А дипломатия «мелких шагов» оправдывает себя?

— Она приносит результаты. Не так много, как мы хотим, не так активно и быстро, но результаты есть. Коль есть результаты, пусть даже сегодня они меньше, чем цели, которые мы перед собой ставили в начале, значит, она оправдывает себя. Давайте посмотрим объективно. Открытие железной дороги. Выиграли все: и приднестровские, и молдавские предприятия. Для примера, поскольку вы приехали из Кишинева, приведу Молдавский цементный завод, у которого возникла возможность отправлять свои грузы через Рыбницу к примеру. по нашим данным он получил дополнительную прибыль, составившую 500 тысяч долларов только за этот период. Приднестровская железная дорога активизировалась, транзит пошел. Это работает, это выгодно! И люди имеют стабильные рабочие места, получают зарплату, и выигрывает, естественно, экономика. Значит, тактика «малых шагов» оправдывает себя. Хотелось, чтобы их было больше. Они позитивны.

— А Приднестровье не собирается отменять миграционные карточки для граждан Молдовы? На границе очереди, люди недовольны, теряют время…

— Когда мы говорим о свободе передвижения, вряд ли сможем прийти к положительному решению, если будем смотреть не в общем, а на отдельные фрагменты. С одной стороны, есть регистрация на миграционных пунктах, с другой — есть ограничения для огромного количества людей, которые из Приднестровья двигаются в Молдову и не имеют возможности пересекать границу, я имею в виду граждан России и Украины. Сегодня они со своими загранпаспортами, в том числе и я, не имея вида на жительство в Молдове, не могут свободно перемещаться. Этот вопрос находится в повестке дня на протяжении трех месяцев, мы пытаемся прийти к общему знаменателю, чтобы права этих людей не нарушались. Владельцы таких паспортов, например, не могут вылетать из кишиневского аэропорта. Поэтому у нас отдельным пунктом в переговорной повестке обозначена свобода передвижения людей. И там есть и другие пункты, помимо тех, которые мы затронули. Комплексно надо подходить. Такие решения будут эффективными и понятными людям тогда, когда мы будем принимать их одновременно. Кроме того, давайте не забывать, что если у нас идет процесс урегулирования, то конфликт не завершен до тех пор, пока мы не нашли формулы мирного всеобъемлющего урегулирования. Нужно быть смелыми и признать, что конфликт есть. В большей степени он заморожен, но это конфликт.
«Российские войска — единственная гарантия мира и безопасности для Приднестровья"

— В Facebook вы посоветовали России наращивать вооружение, а не выводить войска из Приднестровья. Разве Приднестровью что-то угрожает?

— Хороший вопрос! В Facebook не было заявления о необходимости наращивания сил. Это был комментарий к известной нам резолюции ПАСЕ, в которой европарламентарии призывают Россию вывести войска. Мой комментарий касался следующего. Если еще несколько месяцев назад парламентарии из ПАСЕ в своей резолюции написали, что конфликт в Приднестровье — угроза безопасности для всей Европы, то как так получается, что через несколько месяцев они просят вывести войска?! Раз есть конфликт, угрожающий всей Европе, разве в таких ситуациях выводятся войска? Мы же с вами хорошо понимаем, как действует система международных отношений. Если это угроза, то, наверное, необходимо войска наращивать. Риторический вопрос. Что же касается наращивания-вывода, то позиция Приднестровья четкая и ясная: миротворческая операция, которая здесь сегодня осуществляется, для Приднестровья — единственная гарантия мира и безопасности. Так сложилось, что за двадцать лет никакой другой гарантии международное сообщество или отдельное государство никогда не предлагали Приднестровью. Сегодня вести речь о том, что эта миротворческая операция должна быть трансформирована, просто неконструктивно. Потому что люди спокойно спят по ночам, потому что в свое время усилиями российской дипломатии, российской армии, российского миротворчества удалось привести конфликтующие стороны к миру, к прекращению огня. Эта стабилизирующая, мирогарантирующая функция является самой эффективной на постсоветском пространстве. Обычно критике подвергается то, что не работает. В нашем же случае получается, что работает, созданы все условия для того, чтобы мы с вами мирно жили, спокойно ездили друг к другу, спокойно общались, чтобы мы создавали семьи, не покидали свои дома, чтоб мы могли вести мирные переговоры, потому что в условиях мира могут вестись переговоры… И на этом фоне кто-то пытается производить некие инсинуации.

— Уже целое поколение выросло после войны в Приднестровье. На ваш взгляд, что такое общность «приднестровский народ»? Кем себя ощущает гражданин Приднестровья?

— Есть хороший пример из моей личной жизни. Когда моя дочь — сейчас ей тринадцать лет — была в первом классе, урок Мира в ее школе был посвящен многоэтничности. Наше сообщество можно поделить примерно поровну на молдаван, русских и украинцев, помимо малых этнических групп. И вот учительница решила провести некий опрос в начале урока, чтобы показать, каково наше многонациональное государство. Кто-то отвечал, что он русский, кто-то отвечал, что молдаванин… Моя дочь-первоклассница ответила: «Я — приднестровка!» Все удивились, какое смешное слово. В действительности, давайте задумаемся, кем являются эти дети. В Советском Союзе они не жили, они никогда не жили ни в какой другой стране, они жили в Приднестровье. Они учатся в приднестровской школе, Приднестровье обеспечивает их медицинским обслуживанием, их родители работают в Приднестровье, зарабатывают деньги, кормят семьи. Потом эти дети получают аттестат приднестровской школы. Ребята идут служить в приднестровскую армию, получают приднестровский паспорт. Граждане какой они страны? Эти люди здесь живут, и они здесь строят свою жизнь, преодолевая социально-экономические трудности, которые существуют. А для того чтобы этим людям не быть изолированными здесь, иметь возможность ездить, конечно, они самоопределяются с гражданством России, Украины, Молдовы, других государств. Считаю, что мы уникальны тем, что сумели построить наднациональную идентичность. То есть приднестровец — это человек, который может принадлежать к разным этническим группам, это человек, который по гражданству может быть россиянином или украинцем, но при этом он является приднестровцем. Это уникальная идентичность! У нас реально сформировалось такое общество, где нет вообще никаких конфликтов, противоречий или сложностей, связанных с дифференциацией людей по гражданству, этническому и религиозному принципу.

— Политика считается мужским делом. И, наверное, вам легче вести переговоры, так как мужчины-дипломаты такой красивой женщине легче идут на уступки…

— Спасибо за комплимент, он очень элегантно сделан. В нашей работе пол не имеет никакого значения. Уступки делаются в других сферах, мы же говорим в дипломатии не об уступках, мы говорим о компромиссе. А когда речь идет о компромиссе, не может быть победителей и проигравших, могут выиграть только все. Либо это не компромисс.