Авария на Чернобыльской АЭС, крупнейшая техногенная катастрофа ХХ века, потрясла весь мир и навсегда оставила след в жизни людей. За первые дни тушения пожара погибли 32 человека, 200 человек получили ядерное облучение и были, по сути, обречены.
Александр Ювченко из Слободзеи, старший инженер-механик Чернобыльской АЭС, был в составе смены, когда взорвался реактор 4-го энергоблока АЭС. В первые минуты после аварии он в полной мере выполнил свой гражданский и человеческий долг, о чём писал в служебной записке заместитель начальника реакторного цеха второй очереди станции В. Д. Шкурко, отметив мужество и героизм Ювченко.
В результате самоотверженных действий Александра вместе с товарищами по смене было выяснено состояние оборудования блока после аварии, был выведен из опасной зоны персонал, не задействованный в ликвидации последствий аварии. Всё сделанное подготовило почву к рациональным действиям по ликвидации последствий аварии. Впоследствии Ювченко был награждён орденами «Знак Почёта» (СССР), Мужества (РФ), «За заслуги» 3-й степени (Украина).
Александр учился в Слободзейской школе № 3. Подтянутый и атлетически сложенный, почти двухметрового роста, он занимался в Слободзее греблей. В 16 лет выиграл молодежное первенство Молдавии, их команда заняла второе место на Всесоюзных молодежных соревнованиях. Помимо спорта, у Ювченко были способности к физике и математике, и к 17 годам ему пришлось выбирать между поступлением в университет и карьерой спортсмена. Он выбрал учебу. В 1978 году поступил на факультет ядерной физики Одесского политехнического института.
Как один из лучших студентов Александр имел право выбрать место будущей работы. Он не раздумывал. Чернобыльская АЭС была одним из престижных атомных предприятий, располагалась на Украине, близко к Киеву, в спокойной загородной местности. А главное, семьям специалистов, приезжающим в Припять, давали квартиры.
Вечером 25 апреля Ювченко заступил на ночную смену в 4-й энергоблок. Команда ядерщиков, в которой находился Александр, должна была провести плановый эксперимент на АЭС. Хронологию произошедшего реконструировали по описаниям очевидцев:
00:28. При переходе с системы локального автоматического регулирования (ЛАР) на автоматический регулятор общей мощности (АР) оператор не смог удержать мощность реактора на заданном уровне, и тепловая мощность провалилась на уровень 30 МВт.
1:00. Персоналу АЭС удалось поднять мощность реактора и стабилизировать ее на уровне 200 МВт вместо 700-1000 МВт, заложенных в программе испытаний, чтобы сохранить охлаждающую воду, которая предотвращает перегрев реактора.
1:03-1:07. К шести работающим главным циркуляционным насосам дополнительно подключили еще несколько, чтобы повысить надежность охлаждения активной зоны аппарата после испытаний. Александр Ювченко потом писал: «В 1 ч. 07 мин. к шести работавшим ГЦН дополнительно было включено еще по одному с таким расчетом, чтобы после окончания эксперимента в контуре циркуляции осталось 4 ГЦН для надежного охлаждения активной зоны».
1:19. Все больше пара образуется из быстро исчезающей воды. Из-за понижения уровня воды оператор станции увеличил подачу конденсата (питательной воды). Из активной зоны вывели последние стержни ручного управления, которые позволяли вручную управлять процессами, происходящими в реакторе.
1:22-1:23. Уровень воды стабилизировался. Сотрудники станции получили распечатку параметров реактора, на которой было видно, что запас реактивности опасно мал. Персонал АЭС решил, что можно продолжать работу с реактором и проводить исследования. При этом тепловая мощность начала увеличиваться.
Оператор закрыл стопорно-регулирующие клапаны турбогенератора № 8. Подача пара на него прекратилась. Начался «режим выбега», то есть активная часть запланированного эксперимента.
Начальник смены 4-го энергоблока, поняв опасность ситуации, дал команду старшему инженеру управления реактором нажать кнопку аварийного глушения реактора А3-5. По сигналу этой кнопки в активную зону должны были вводиться стержни аварийной защиты, однако до конца опустить их не удалось – давление пара в реакторе задержало их на высоте 2-х метров (высота реактора – 7 метров). Тепловая мощность продолжила стремительно расти, начался саморазгон реактора. Счет шёл на секунды.
1:23. Произошли два мощных взрыва, в результате которых реактор 4-го энергоблока был полностью разрушен. Также были разрушены стены и перекрытия машинного зала, возникли очаги пожара. В результате разрушения реактора произошел выброс в атмосферу 50 тонн ядерного топлива, а 7 тысяч тонн радиоактивного графита разбросало вокруг АЭС.
Александр вспоминал, что в момент аварии находился в своем кабинете между 3 и 4 реакторами на уровне 12,5. Вдруг послышался глухой удар, пол задрожал под ногами. Раздался взрыв, от которого толстые бетонные колонны и стены комнаты, казалось, прогнулись. Ударная волна вырвала дверь и принесла облако молочно-серой радиоактивной пыли и пара. Свет погас. Вокруг раздавалось зловещее шипение.
Позвонили с блочного щита управления № 3 и попросили принести носилки. Взяв носилки, Александр побежал вниз на помощь. По дороге его остановил растерянный человек с окровавленным и неузнаваемым лицом, его белый халат был черным. Только по голосу понял, что это оператор насосов охлаждения Виктор Дегтяренко, который сказал, как обстоят дела на их рабочем месте и что там остался Геннадий Русановский. Имевшийся у Ювченко фонарик помог ему ориентироваться. Он увидел Геннадия среди обломков. Грязный и ошпаренный струей пара, он дрожал от шока, но все же попросил помочь Ходемчуку, находившемуся в насосной. Направившись туда, Александр увидел только руины и звездное небо.
Возвращаясь, встретился с Юрием Трегубом, которого послали вручную открыть вентили системы охлаждения высокого давления и залить активную зону реактора водой. Зная, что для этого потребуются как минимум двое, Александр направил раненого Русановского туда, где ему окажут помощь, а сам пошел с Трегубом к емкостям охладителя. Вход туда был завален обломками, тогда они спустились на два этажа вниз и оказались по колено в воде. Дверь в зал заклинило, но через узкую щель видно было, что гигантские стальные цистерны разорвало, ни стен, ни потолка зала не было. Лунный свет освещал всё это.
Ювченко и Трегуб выбежали из здания и увидели, что его половина исчезла, а реактор испускает голубое свечение ионизированного воздуха. Они вернулись в здание и встретили начальника смены Валерия Перевозченко и двух младших техников - Кудрявцева и Проскурякова, которых главный инженер 2-й очереди станции А. С. Дятлов послал опустить стержни управления интенсивностью ядерной реакции вручную. Трегуб отправился в диспетчерскую доложить о размере повреждений, а Перевозченко решил убедиться, что реактора, в том числе и стержней, уже нет. Все четверо поднялись по лестнице на 35-й уровень. Ювченко стал удерживать многотонную дверь в реакторную, которая была повреждена и вот-вот могла захлопнуться. Трое его спутников вошли внутрь. Пробыв не более минуты на том, что раньше было коридором в реакторный зал, все трое получили смертельные дозы облучения. Ювченко же получил серьезные бета-ожоги и гамма-ожоги левого плеча, бедра и голени, когда удерживал открытой дверь, покрытую радиоактивной слизью. Перевозченко, служивший на атомном подводном флоте и понимавший случившееся лучше других, удержал Александра от стремления войти в реакторный зал. Дверь захлопнулась.
В 3 часа ночи Ювченко начало сильно рвать, к 6 часам он не мог самостоятельно ходить, его довели до машины скорой помощи. К утру больница приняла 90 пострадавших. Среди них были работники с блочного щита управления № 4. У Александра кружилась голова, но скоро от усталости уснул и проснулся, только когда медсестра пришла ставить ему капельницу. Он узнал в ней соседку по дому и попросил после смены разыскать жену и передать, что скоро будет дома.
Супруга Александра Наталья Владимировна вспоминает:
«В 8:30 должен был начаться мой урок в школе. Я умылась, оделась и стала ждать возвращения Саши со станции. Услышала звонок в дверь, обрадовалась, думала, что Саша, но вместо мужа в дверях стояла соседка, работавшая в больнице, которая сообщила, что на станции была авария, Саша в больнице, просил передать, чтобы я не ходила на работу.
Весь день я пыталась выяснить, что с Александром. Спустилась к телефону-автомату и позвонила в больницу, но ответа, есть ли там Александр Ювченко, не получила. Потом узнала, что в больницу никого не пускают, но оставаться дома не могла, пыталась выяснить хоть что-то о Саше. Пришла моя близкая подруга Маша, жившая с нами в одном подъезде. Её муж, работавший на третьем блоке, тоже не пришел со смены. Я оставила Кирилла под присмотром соседей и вместе с Машей, обходя квартиры, пыталась найти кого-то, кто мог бы рассказать нам о случившемся. Почта и междугородняя телефонная линия не работали. Вернувшийся Машин муж сказал, что помогал доставить Сашу в больницу еще утром, другой сосед видел Сашу в больнице и объяснил, где его искать. Я добралась до больницы к вечеру. Александр через окно спросил, оставляла ли я окна квартиры открытыми на ночь. Он выглядел обыкновенно, лишь волосы на висках стали совершенно седыми, рука и плечо у него были ярко красными, как от солнечного ожога. Саша сказал, чтобы я закрыла все окна, выбросила всю еду, стоявшую открытой, и вымыла квартиру. Видно было, что он не мог сказать ничего больше. Мне до этого сказали, что в санчасти работают люди из КГБ. Я смогла передать Саше необходимое. Увидеться с ним еще раз мне не удалось.
Вместе с родителями, используя родственные и иные связи, пыталась выяснить, что с Александром. Через знакомых дяди, жившего в Москве, узнала, что наиболее пострадавшие во время аварии отправлены в клиническую больницу № 6. Там мы с мамой Саши Верой Андреевной оказались во второй половине дня. Сама больница была непримечательной, но входы в неё охранялись. Вышел врач, который сообщил о состоянии пациентов с ЧАЭС. Однако о Саше ничего не сказал. Когда я задала ему вопрос о муже, он пригласил пройти с ним. На лифте поднялась на восьмой этаж вместе с сопровождающим, и меня провели к палате № 801. В ней вместе с пожарным Правиком лежал Александр, голова его была наголо выбрита (у некоторых чернобыльских операторов радиоактивность волос была в 1 000 раз выше обычной, их волосы собирали в пластиковые пакеты для захоронения). После долгих дней неведения испытала радость. Саша сказал, что он больше не ощущает острых признаков лучевой болезни: головокружения и тошноты, которые мучали его ранее. Когда потом я спросила у врачей о состоянии мужа, ответ сильно встревожил: «В течение первых трех недель мы узнаем, но будьте готовы к худшему».
Когда первых товарищей Ювченко повезли на кладбище, его мучения только начинались. Бета- и гамма-частицы, проникшие через его одежду, разрушали организм. Александра, единственного из четырех, лежавших на всем этаже, перевели в реанимацию. Начался некроз по мере того, как радиация проедала плоть до кости. Боль стала почти невыносимой, и медсестры кололи пациенту морфин. Врачи начали обсуждать необходимость ампутации руки и направили ходатайство о получении из Ленинграда специального оборудования, чтобы выяснить насколько это необходимо.
От ран умер Валерий Перевозченко. 14 мая умерли еще трое операторов четвертого блока. Виктор Проскуряков умер ночью 17 мая. Число лейкоцитов в крови Ювченко упало до нуля, последние волосы выпали. Количество погибших чернобыльцев достигло 20. Александр не был религиозен и молитв не знал, но мысленно просил Бога дать ему прожить очередную ночь. При встрече в Слободзее Александр как-то сказал мне, что часто вспоминал слова Володи Правика, которому присвоили звание Героя Советского Союза посмертно: «Если доживем до утра, значит, мы еще поживем!».
Было установлено, что А. П. Ювченко получил дозу облучения 4,1 зиверта (1 зв = 100 рентген). При 600 рентген смертность 90% за 14 суток, при 350 – 50% за 30 суток.
В Московской больнице ему переливали кровь и плазму. Лечили его и в Германии. Сделали 15 кожных трансплантаций. Кожа была черной и осыпалась, как ксероксный порошок. Но все же врачам удалось спасти Александра.
После выписки из больницы семья Ювченко получила квартиру. Александр Петрович вел большую общественную деятельность, трудился на различных работах. Ему приходилось постоянно контролировать состояние здоровья, избегать всяких контактов с бензином, маслом и другими реагентами, так как сразу возникали раны, которые долго заживали. Кровь останавливалась небыстро. Тем не менее природное здоровье, занятия спортом позволили ему прожить 22 года после аварии.
В 2008 году А. П. Ювченко не стало. Похоронен он на Троекуровском кладбище в Москве.
Материал подготовлен на основе статьи Олега Настасенко «Чернобыль и жизнь после», опубликованной в газете «Слободзейские вести» № 15 от 13.04.2021 г.
Фото из фондов Слободзейского историко-краеведческого музея
