В 1992 году Бендерский роддом располагался по улице Дзержинского в нескольких кварталах от здания полиции Молдовы. Вечером 19 июня 1992 года Сергей Иванов отправился навестить беременную супругу. Следующие три дня он проведет в здании роддома, который оказался в эпицентре войны в Бендерах. В течение нескольких часов в город вошла бронетехника Молдовы, а недалеко от роддома располагался опорный пункт агрессора. Сергей Иванов вспоминает, что пережили люди, оказавшиеся в заложниках войны.
«19 июня, купив большой пакет спелой черешни, я на стареньком мопеде спешил в бендерский роддом. Моя жена должна была вот-вот родить. Проезжая мимо типографии, я не знал, что через 10 минут начнется война.
Еще не увидев жену, я ждал на улице, как вдруг начался шквальный огонь из автоматов и пулеметов. Во дворе роддома стояли высокие тополя. Отстрелянные ветки так сыпались, что двор был весь ими завален. Никто не знал, что происходит. Прошел час, другой, а огонь все усиливался. Со всех сторон подошла бронетехника, и бои начались у самых окон роддома. Несколько мин попали в маленькое здание прачечной на территории роддома, и от него осталась одна стена. Рожениц и родильниц с грудными детьми медперсонал увел в бомбоубежище, которое находилось в подвальном помещении. Из сотрудников в роддоме были только пожилой врач-анестезиолог, несколько медсестер и акушерок. По воле случая там я встретил и своего коллегу по работе Сашу. Всего за день или два до начала войны у него родился сын. Мы учились в одном училище на сварщиков, работали на одном заводе БОЭРЗ, да еще и в одной бригаде на соседних сварочных постах. Пожилой доктор стал руководить эвакуацией, а в его подчинении были только мы вдвоем. Несколько родильниц после кесарева сечения пришлось на санитарных носилках спускать со второго этажа. Пациенток роддома было больше 50 человек, большая часть из них была с грудными детьми, многие лежали на сохранении.
Несмотря на шквальный огонь со всех сторон, мы с Сашей до 5 утра переносили кровати, матрацы, подушки и различное медоборудование. Телефон в роддоме звонил постоянно, но один звонок стал большим ударом для всех. Позвонил кто-то из соседей, сообщив, что муж одной из сотрудниц погиб. Как только стемнело, он попытался попасть в роддом, но его застрелили на перекрестке. Узнав об этом, его жена стала кричать так, что страх завладел каждым, кто находился в бомбоубежище. Плакали все.
Прошли первые сутки. Из окна второго этажа я решил посмотреть, что творится вокруг. Я увидел, что кругом на улице лежат мертвые люди, а на крыше школы, примыкающей к роддому, сидят два снайпера. Сломав ворота броней, два БМП и один БТР с заведенными двигателями стояли во дворе школы. По триколорам на них я понял, что это точно не друзья нашего города.
Бои за город только набирали обороты, а мы с Сашей спустились в убежище, чтобы хоть как-то успокоить женщин. Все были в состоянии сильного стресса, спали только дети. Так прошла вторая ночь. Как ни странно, чем меньше слышалось выстрелов, тем тревожнее было находиться в заложниках.
На вторые сутки люди сильно проголодались, но продуктов на кухне уже не было. Провизию можно было найти в подвальном помещении склада, он был в пяти метрах от прачечной и всего в двадцати метрах от БМП ОПОНовцев. Однако это было полбеды, ведь склад находился на сигнализации и под надежным замком. С разрешения медперсонала мы с Сашей решили его взломать. Так как ключей от склада не было, то с наступлением темноты мы открыли окно с торца здания и спустились через него. Я спустился в подвал и с помощью плоскогубцев оторвал провода от «ревуна» сигнализации, иначе было нельзя. Взломать дверь было нереально, потому что она была обита железом и на всю дверь была большая железная планка. Помогли инструменты, которые я нашел в своем мопеде. Там же я обнаружил кусок сломанного полотна от ножовки по металлу. Обмотав полотно тряпкой, я принялся потихоньку пилить замок, что заняло более двух часов. Шум стрельбы заглушал скрежет по металлу. Пока стреляли, я пилил, не стреляли – я ждал. Эти два часа были самыми длинными, наполненными страхом того, что полотно ножовки сломается или ОПОНовцы меня услышат и пристрелят. Все-таки я смог перепилить замок и открыть склад. Там я нашел много коробок с печеньем, трехлитровые банки с соком, сливочное масло в больших коробках, килограммов по двадцать.
До утра времени было мало, и все, что можно было есть в сухом виде, мы перенесли в корпус роддома, а потом и в наше убежище. Немного утолив голод, люди стали чувствовать себя лучше, а мамы смогли кормить своих детей грудью. Кое-как мы закрыли бомбоубежище изнутри на засов, сил у нас уже совсем не было.
К концу вторых суток бои все еще продолжались. В роддоме был запасной выход со стороны Московской улицы, и я решил найти пути эвакуации. Рядом было здание, у стен которого можно было хоть как-то укрыться от пуль. Я пошел к воротам, но они были закрыты на замок. Понял, что без лома мне этот замок не одолеть, но это был единственный выход, через который все могли уйти в сторону улицы Ленина. На противоположной стороне дороги заметил человека в форме десантника – майор с оружием. Увидев меня, он быстро перебежал через дорогу и подошел, спросил, кто я и что здесь делаю. Я быстро рассказал ему, какая у нас обстановка, где сидят снайперы и находится бронетехника ОПОН. Он пообещал привести к нам гвардейцев с оружием и помочь с охраной людей. Дверь в убежище мы держали всегда закрытой и открывали только по условному стуку. Поэтому я показал майору, как правильно стучать, на этом и попрощались.
Наступила уже третья неспокойная ночь, но она прошла более-менее без шума тяжелой артиллерии, залпов алазани и снарядов минометов. На третьи сутки часов в 11-12 дня стало относительно тихо, и со второго этажа здания я смог увидеть похоронный красный трактор с кузовом спереди, в который грузили погибших. Кузов был уже полный, тела лежали в два ряда. К вечеру третьего дня к нам на помощь пришла гвардейская разведка, заняла роддом и взяла его под свою охрану. На следующий день установилось небольшое затишье, и, взломав замок на воротах, мы смогли уйти из-под огня.
Сегодня 19 июня. Сердце сжимается от боли, когда вспоминаю те события, которые мы пережили. Я написал это для молодого поколения, чтобы оно знало, какой ценой Приднестровье получило свою свободу и независимость».
