Вице-премьер РФ ДМИТРИЙ РОГОЗИН, являющийся также сопредседателем молдавско-российской межправкомиссии и спецпредставителем президента России по Приднестровью, рассказал главному редактору «Ъ-MD» ВЛАДИМИРУ СОЛОВЬЕВУ об итогах своего визита в Кишинев и Тирасполь 16−17 ноября, о том, что мешает России и Молдове подписать новый газовый контракт и почему, по его мнению, приднестровское урегулирование зашло в тупик.
«Я предпочитаю обращать внимание на заявления моего основного кишиневского собеседника"
— От вашего недавнего визита в Молдову и Приднестровье ждали едва ли не открытия консульства РФ в Тирасполе. Но выяснилось, что вы с молдавской стороной лишь условились договариваться по этому вопросу.
— Нет, одно консульство мы открываем.
— Но ведь не в Тирасполе.
— Мы изначально говорили про два консульства. И прямо перед поездкой мне пришлось поднять цену вопроса, потому что я не видел больших перспектив от заседания межправкомиссии по другим сюжетам. На встрече с молдавским премьером Владимиром Филатом я сказал, что для нас и для меня лично открытие консульств — важный вопрос. Мы большая страна, и мы не можем себе позволить, чтобы у нас не решались проблемы, связанные даже не с экономикой или с какими-то иными вопросами, а конкретно с людьми. Эти ожидания должны быть реализованы, и я считаю успехом то, что произошло. Мы договорились об открытии генконсульства в Бельцах. Филат подтвердил, что при поступлении официальной заявки на этот счет от РФ — а она будет оформлена в ближайшее время — правительство Молдавии примет решение по открытию консульства в Бельцах.
Что касается консульства в Тирасполе, то мы хотим легализовать действия, которые уже предпринимаем. В Тирасполе вместо двух консульских работников выездной консульской группы будет десять человек. Мы расширяем присутствие там. Заканчивается ремонт нового здания, завозим технику, которая позволит ускорить документооборот. Сегодня нашим гражданам, чтобы поменять или продлить действие своего паспорта, приходится записываться на прием к консульскому работнику за десять месяцев. Это издевательство. Теперь же 170 тысяч граждан России в Приднестровье смогут быстрее решать свои консульские и паспортные вопросы. Так что де-факто мы уже действуем в интересах наших людей. А для решения вопроса де-юре 22 ноября пройдут первые межмидовские консультации на эту тему. Раньше молдавская сторона уклонялась от официальных переговоров по этому вопросу. Теперь лед тронулся. Двигаться надо последовательно, без резких движений и рывков. Я верю словам молдавского премьера и готов ждать выполнения договоренностей, в том числе и с учетом ситуации в правящей коалиции Молдавии. У приднестровского руководства сложилось аналогичное понимание ситуации.
— Да, но молдавский президент Николай Тимофти сказал, что сначала вывод российских войск из Приднестровья и переход региона под юрисдикцию Кишинева, а потом консульство.
— Я предпочитаю обращать внимание на заявления моего основного кишиневского собеседника. Им является премьер Владимир Филат.
— В каком объеме Россия собирается оказывать Приднестровью финансовую помощь?
— Россия ежегодно выделяет Приднестровью гуманитарную помощь на доплаты пенсионерам, независимо от их национальности, и на улучшение качества питания в дошкольных и в лечебных учреждениях. Сейчас Россия рассматривает возможность выделения дополнительной помощи в большом объеме на социально-экономические нужды.
— Большой объем — это какой?
— Решим до конца этого года, исходя из наших бюджетных возможностей. Мы понимаем, что республика находится в изоляции и со стороны западников, и со стороны Молдавии, и эта изоляция ужесточается. Мы объясняли в Кишиневе, что этого делать не стоит, что это неправильная, недальновидная позиция, которая отражается на положении простых людей, а Россия будет защищать права своих граждан. Не столько Приднестровье как субъект, сколько именно права населения. На это и пойдет прямая финансовая поддержка. Есть ведь еще и «кривая» поддержка.
— Вы имеете в виду бесплатный для приднестровцев российский газ?
— Да. И есть газовый долг, который завис и который достаточно большой (задолженность Приднестровья за газ составляет порядка $3,5 млрд.— «Ъ-MD»). Мы его в переговорах с Кишиневом всегда учитываем и пытаемся объяснить нашим молдавским коллегам, что если они считают, что у них общее государство с Приднестровьем и принцип территориальной целостности нерушим, то и долг этот их общий.
«Мы не можем доверять словам о благих намерениях"
— На долге хотелось бы отдельно остановиться. «Молдовагаз» — это российско-молдавское совместное предприятие (СП), где 50% принадлежит «Газпрому». В Приднестровье газом торгует «Тираспольтрансгаз», который вышел из подчинения Кишинева и чьи акции находятся в доверительном управлении «Газпрома». Выходит, что «Газпром» сам себе не платит. Причем здесь Кишинев?
— Такого рода схемы, в том числе схемы российского присутствия в собственности местных газотранспортных предприятий, сформировались в результате отсутствия платежей за газ. Мы идем на создание таких СП и ведем переговоры по дальнейшему расширению присутствия «Газпрома» в Молдавии в обмен на невыплаченные «Газпрому», а значит России, деньги. Ничего удивительного здесь нет. Мы считаем, и молдавская сторона это никогда не ставила под сомнение, что долги, которые образуются, — это долги перед Россией, а не перед какими-то хозяйствующими субъектами. И если страна общая, то и долг у нее общий. А если в Молдавии говорят, что приднестровский газ — это не наш газ, то возникает вопрос: насколько серьезно молдавская сторона оценивает перспективы своей государственности на будущее?
— Но Кишинев не контролирует Приднестровье. И молдавский вице-премьер, в отличие от вас, не может посетить Тирасполь.
— Почему?
— Потому что существуют списки молдавских чиновников, которым запрещен въезд в Приднестровье.
— Мне кажется, они сами это придумали. Во время обеда с моим молдавским коллегой Валерием Лазэром (вице-премьер, глава минэкономики Молдовы.— «Ъ-MD») он мне сказал: я, к сожалению, не могу поехать в Тирасполь — я в черном списке. Я ему при всех сказал: садись ко мне в машину и поехали, посетим Молдавскую ГРЭС, переночуешь в Тирасполе.
— А он что?
— Возникла немая пауза. Мне кажется, это больше сказки, чем реальность. Ну что произойдет с достаточно уважаемым человеком Валерием Лазэром, который никак не замешан в кровавых событиях 1992 года? Что с ним произойдет, если он поедет в Приднестровье? Здесь, по моему мнению, существует некая инерция выдумок и стереотипов. Исходя из этого формируется устойчивое представление, что туда или сюда ездить нельзя. Но они (чиновники Приднестровья и Молдовы.— «Ъ-MD») должны общаться. Если они хотят решать вопросы, как они будут это делать? По телефону или через СМИ?
— Вы обсуждали с молдавской стороной вопрос подписания нового газового контракта, но обнадеживающих новостей на эту тему не сообщили. Подписать контракт мешает только тот факт, что Кишинев обязался внедрить Третий европейский энергопакет?
— Только энергопакет.
— Я так понимаю, что позиция Москвы следующая: либо Кишинев отказывается от внедрения энергопакета и тогда получает скидку 30%, либо не отказывается и не получает.
— Примерно так. Мы передали молдавским партнерам комплексный план, который председатель нашего правительства Дмитрий Медведев изложил Владимиру Филату, когда тот был в Москве в сентябре этого года. Президент Путин подтвердил в Сочи, что да, такова наша позиция. На эту тему у Владимира Владимировича с Владимиром Васильевичем был достаточно сложный разговор. Мы, честно говоря, несколько удивлены тем, что молдаване так доверяют своим брюссельским партнерам по этому энергопакету. Наши, да и не только наши юристы, которые провели экспертизу этих соглашений, утверждают, что они могут быть в любое время пересмотрены. Более того, у нас из Брюсселя есть информация о том, что рассматривается «Энергетическая стратегия Молдовы до 2030 года», ее нам доброжелатели подраскрыли, — по прежней работе у меня остались там кое-какие информаторы. В соответствии с этой стратегией, которую молдавские партнеры от нас скромно прикрыли газеткой, правительство Молдавии берет на себя обязательства поэтапной реализации всех положений второго и третьего энергопакетов уже к 2017 году. То есть нам говорят одно, а действуют несколько иначе. Мы имеем свой опыт общения с Брюсселем и можем сказать, что без юридических гарантий соблюдения пакета наших договоренностей с Молдавией мы не можем идти на какие-то сделки. Особенно с учетом того, что обязательства Молдавии перед Брюсселем таковы, что их могут заставить пересмотреть даже их внутринациональные решения. Кишинев явно поторопился заключать энергетические соглашения с Брюсселем. Теперь им неловко от них отходить, но при этом они попадают в сложное положение в отношениях с нами, потому что мы не можем доверять словам о благих намерениях.
«Еще весной были какие-то сдвиги, но потом все скисло"
— Приднестровье говорит о своей евразийской интеграции и о том, что оно хочет быть с Россией. Как это возможно в условиях непризнанности региона? И что на этот счет думают в России?
— Если есть территория, где компактно проживает большое количество граждан РФ (а 170 тысяч человек — это много, сопоставимо по численности населения с некоторыми субъектами РФ), то наш конституционный долг — поддержать наших людей. В том числе в реализации их экономических прав. Для этого следует оказывать содействие в восстановлении экономического хозяйства. Так что здесь у нас ясная, твердая и никем не критикуемая позиция, хотя РФ никогда не признавала Приднестровье в качестве независимой республики. А то, что Приднестровье выбрало для себя такой путь, так ведь кровь здесь лилась.
С точки зрения международного права есть два принципа, которые находятся в конфликте друг с другом: принцип территориальной целостности и принцип самоопределения народов. И только в одном случае принцип самоопределения становится выше территориальной целостности — это когда народ подвергается угрозе физического истребления, геноцида. Подобная ситуация имела место быть в 2008 году в Южной Осетии, и Россия тогда пошла на признание.
В Приднестровье аналогичная угроза была в 1992 году. Тогда не случилось признания со стороны России, но, в принципе, оно могло быть в то время, потому что была кровь и реальная угроза истребления населения. Сейчас, когда крови нет и есть возможность оказывать содействие Приднестровью в создании условий для экономического процветания и безопасной жизни, разговора о признании нет. Мы живем в той реальности, которая есть. Другой реальности нет. Если нынешняя реальность будет развиваться и дальше по пути укрепления экономической самостоятельности региона, то, может, и наши дети будут свидетелями действующего на настоящий момент статуса Приднестровья. Это, по сути, отложенный статус.
Именно поэтому есть процесс урегулирования, есть формат «5 + 2» (переговоры с участием Молдовы, Приднестровья, РФ, Украины, ОБСЕ, а также США и ЕС в качестве наблюдателей.— «Ъ-MD») и есть миротворцы, которые поддерживают этот формат. Россия — гарант безопасности и мира во всем евразийском регионе. Она будет вынуждена тратить деньги, направлять своих солдат-миротворцев и дипломатических представителей именно для того, чтобы здесь больше не лилась кровь.
— Насколько, на ваш взгляд, реальна перспектива объединения Приднестровья и Молдовы?
— На сегодняшний момент такой реальности нет. Еще весной были какие-то сдвиги, в том числе по железнодорожному сообщению, но потом все скисло. Сейчас мы видим, что Приднестровье подвергается массированной психической атаке международных наблюдателей, организаций. Сюда часто приезжают делегации всевозможных «добрых дядь» с Запада, которые объясняют руководству Приднестровья, что надо кончать отношения с Россией и срочно присоединяться к молдавскому паровозу, который едет в сторону прекраснодушной Европы. Идет массированное воздействие вплоть до шантажа приднестровского руководства со стороны некоторых европейских эмиссаров. Это говорит о том, что давление резко усиливается. В такой ситуации приднестровцы не видят для себя перспектив для серьезного политического диалога с Кишиневом. Мы, естественно, выступаем за такой диалог. Мы считаем, и я это говорю молдавским политикам, что они должны быть более гибкими, если пекутся о территориальной целостности своего государства. Они должны делать шаги навстречу, а не подыгрывать европейцам в шантаже Приднестровья. Перспектив урегулирования я на сегодняшний момент не вижу. И в этой ситуации Россия видит для себя только одну потребность — поддерживать своих граждан здесь всеми возможными способами.
«Приднестровье не дает России возможности вывезти эти боеприпасы"
— Возобновится ли в ближайшем будущем вывоз российских боеприпасов со складов в Колбасне (склады в Приднестровье, где со времен СССР хранятся тысячи тонн боеприпасов)?
— Мы инспектировали эти склады. Вопрос об утилизации этих боеприпасов по-прежнему объективно существует. Но есть позиция Украины, которая препятствует вывозу этих боеприпасов. До тех пор пока боеприпасы здесь, здесь же и будет воинская часть, которая обеспечивает сохранность этих складов.
— А почему их нельзя утилизировать? Были же предложения на этот счет — та же камера Donovan (американская детонационная камера для утилизации боеприпасов доставлялась в Молдову десять лет назад, но так ни разу и не использовалась).
— А вы спросите приднестровцев, они готовы кого-то сюда допускать или нет? Мне кажется, пока они никого допускать не собираются. Приднестровье не дает России возможности вывезти эти боеприпасы за пределы Колбасны.
— Это было при прежнем президенте Игоре Смирнове. Но власть-то сменилась.
— Сейчас то же самое. Президент Шевчук избран своим народом, и он, прекрасно зная настроение своих избирателей, выступает категорически против того, чтобы эти боеприпасы уничтожались или куда-либо вывозились. Люди, пережившие бойню 1992 года, пока не почувствовали, что их жизнь стала безопаснее, а потому выступают против изменения статуса склада в Колбасне. А мы, соответственно, не можем бросить эти склады, потому что как ответственная страна понимаем, куда могут расползтись эти боеприпасы. Получается замкнутый круг.
— В России заговорили о модернизации тираспольского аэродрома, о ремонте там взлетно-посадочной полосы. Все это ради вывоза оттуда восьми нелетающих российских вертолетов?
— Мы не собираемся ничего вывозить без возврата. Если у нас здесь есть вертолеты, то они прописаны в Протоколе № 1 заседания Объединенной контрольной комиссии от 1992 года. Нам они нужны здесь, и мы имеем на это полное право.
— То есть, вертолеты будут не вывезены, а заменены на новые?
— Мы ставим вопрос только так. Мы хотим на сей счет провести переговоры в формате министров обороны. У нас есть соглашение об использовании воздушного пространства и аэродрома в Тирасполе, которое надо оживить, чтобы мы могли поддерживать коммуникацию с нашими военными в Приднестровье. Это не партизанский отряд, а неотъемлемая часть российских вооруженных сил. Они должны обновлять свое вооружение, обмундирование. Ничего нового или лишнего хоть на одну единицу мы туда завозить не будем, но то, что здесь уже есть, мы будем менять на новое.
— А на чьи средства будет модернизирован аэродром?
— Он в нормальном состоянии и может принимать достаточно серьезные машины, в том числе Ил-76. У нас есть понимание, что инфраструктурная часть подготовлена. Нужно просто оживить соответствующие соглашения с Молдавией. Молдавская сторона имеет полное право знать, что мы сюда завозим. Мы это уважаем. Но мы не можем себе позволить оставить наших военных без тылового обеспечения.
Источник: Коммерсантъ в Молдове, Владимир Соловьев
