ОЛЬВИЯ-ПРЕСС

МЫСЛИ ПОД «ГИПНОЗОМ»…

Если бы двери восприятия были чисты, все предстало бы человеку таким, как оно есть - бесконечным. Уильям Блейк

            Искусство не терпит шаблонов. Считается, что любое подражательство на профессиональном уровне изначально обречено на провал. И дело не только в том, что копия, как бы она ни была хороша, всегда хуже оригинала. Просто, слепо копируя чужую творческую манеру, художник демонстрирует полное отсутствие собственного видения, а значит, остается неискренним.

            Оформившийся, отточенный авторский подход в создании художественного образа следует признать отличительной чертой открывшейся недавно в Тирасполе фотовыставки «Гипноз», которую журналисты уже окрестили «необычной».

            Необычен её организационный формат: посетителям известны только имена спонсоров и организаторов, сам же фотограф пожелал остаться неузнанным, ограничившись псевдонимом «Охота». Необычно отсутствие у работ названий. Необычны сами работы.

            Напомним, что это уже вторая выставка «Охоты». Первая – «На грани» - была представлена весной прошлого года. Кстати, благодаря этому событию нам известна причина, по которой автор выступает «инкогнито». Со слов организаторов, фотограф убежден, что выполненные им снимки должны говорить сами за себя. Всё остальное (включая названия работ) лишь затемняет восприятие.

            Беда в том, что фотографии «Охоты», как в прошлый раз, так и теперь, лишены определенного звучания. Четких смысловых акцентов в них просто нет. Короче говоря, судить о снимках, интерпретировать авторский замысел с полной уверенностью в том, что именно это и имел в виду художник, просто невозможно. Так и задумано. Всё это – творческий метод «Охоты».

            Главное для фотографа – чтобы никто из зрителей, независимо от того, понравилась ему выставка или нет, не ушел равнодушным. Для реализации этой цели используются все доступные средства – от завуалированной многозначности до эпатажа.

            Из разговора с организаторами экспозиции, а так же из содержания короткой аннотации на афише, нам известно, что название новой выставки – «Гипноз» - обусловлено желанием автора ввести нас в некое «измененное» состояние – транс. Какое именно – остается неясным (конкретных установок нет, да это, вероятно, и не столь важно). Важно, чтобы было состояние «бессознательным и не ограниченным». А там, каждый сам для себя решит «что именно является главным».

            Трудно сказать, насколько новым является такой подход. Автор, кажется на звание «первопроходца» и не претендует. Однако, то, что на выставке «Охоты» зритель сталкивается с неповторимым внутренним миром, своего рода, «новой реальностью» - не подлежит сомнению.

            В своем творчестве «Охота» бросает вызов «шаблонности» и «автоматизму» в восприятии обывателя, который, как правило, не задумывается над привычными образами окружающего мира, не обнаруживает в них скрытых символов.

Тем не менее, всё, что увидит здесь зритель – это именно мир конкретного человека, зеркало, в котором отражаются фрагменты нашей общей действительности (кто-то из художников говорил, что важен не сам факт, а отношение к нему). Насколько верным получается у «Охоты» изображение – мнений может быть много. К объективности фотограф, похоже, не стремится, а местами, даже злоупотребляет возможностями «кривого зеркала».

            Ну что ж, принимая творческий метод фотографа как данность (а значит, принимая правила игры), попробуем прогуляться по коридорам авторского «зазеркалья». Вооружившись терпением, поддаемся «Гипнозу»…

            Уже в самом начале эксперимента у неподготовленного зрителя возникает чувство растерянности, перерастающей в смятение (наверняка, этого-то и добивался автор). Сразу бросается в глаза желание шокировать. Мрачноватая стилистика создает гнетущую атмосферу без определенного содержания. Явное тяготение фотографа к темным тонам, причудливым силуэтам и каким-то эпатирующим темам настораживает.

             В экспозиции то и дело попадаются вкрапления в жанре «horror». Искаженные детские лица, россыпи глазных яблок, фотографии на надгробных плитах, куклы с закатившимися зрачками и т.д. Всё это, на наш взгляд, представляет наименьшую ценность. «Шокирующие» образы, на самом деле, просто вызывают отторжение, отвлекая зрителя от прочтения более сложных образов.

            Во всяком случае, тех, кто, всё-таки преодолеет заслон из «ужастиков», во множестве набитых из фоторужья «Охоты», ждет неожиданная и, на этом фоне, даже приятная награда. «Король не голый!» - ободряющее наблюдение доказывается целой серией удачных композиционных решений и, несомненно, талантливых сюжетов, прочтение которых обнаруживает сразу несколько смысловых пластов. Ко всему прочему, оказывается, что у фотографа тонкая поэтическая натура.

            Именно в таком… другом мире «живут» фотоработы, лаконизм которых приближен к языку графики (приводим в числе иллюстраций лишь некоторые из них). Вот, к примеру, снимок, на котором в кадр попадают всего несколько камышей, и едва заметные следы на снегу. Чуть дальше фигура рыбака. Всё очень ненавязчиво. Но это немногословность классического японского трехстишья. Достаточно двух-трех штрихов мастера и…  внезапно, зритель сам становится соучастником этой «зимней истории», проникаясь… проникая в пейзаж.  

            Лирический настрой прослеживается сразу в нескольких снимках, так или иначе, связанных с водным пространством, причем нередко трогательность ситуации, её мимолетность, подчеркиваются с помощью акцентированного отражения главного объекта съемки. Вот, например, такой снимок: у самого берега, на скамеечке мирно беседует пара - материальные фигуры и силуэты в воде неотличимы. То есть, их счастье, каким бы оно не казалось прочным – всего лишь миг, всё зыбко. Но вывода нет: то ли, художник призывает ценить каждое мгновение, то ли указывает на невозможность счастья, как такового…

            На других снимках вопрос об авторском «сочувствии-соучастии» поставлен ещё более жестко, необъяснимо. Так, совершенно не ясно, какие чувства у фотографа вызывает пожилая женщина (явно, напуганная вторжением объектива). Кого «обвиняет» художник, демонстрируя затоптанную фотографию девушки с надписью «вiдправила message»? Что происходит с ребенком, голова которого торчит из воды? Интуитивно улавливается некий драматический смысл происходящего.

            Требуя от нас вхождения в транс, фотограф требует невозможного. Обилие на выставке «Охоты» богатого материала для размышлений свидетельствует о том, что сам автор находится в напряженном поиске. А это состояние, как известно, прямо противоположно «безмыслию» транса. Перефразируя взятое эпиграфом высказывание Уильяма Блейка, можно сказать: двери восприятия были бы чисты, если бы у «Охоты» было поменьше мыслей. Но этот-то «недостаток», на наш взгляд, и является главным достоинством всей выставки. Просто складывается чувство, что художник недоговаривает, словно опасаясь закончить собственную мысль.

Несмотря на умение автора создавать гармоничные образы, в его «зазеркалье» постоянно ощущается какая-то внутренняя борьба, метания из кромешной тьмы к свету («свет в конце туннеля», кстати, присутствует сразу на нескольких снимках). А многозначность в духе фотографии, на которой человек в камуфляже держит одуванчик, не только не указывает выхода из затеянного лабиринта, но, скорей превращает его в замкнутое пространство. Несмотря на то, что художественные решения, найденные автором, несомненно, вызывают интерес и достойны самого пристального внимания, цель фотографа и конкретные пути её достижения остаются малоубедительными. Если же авторская задача ограничивается разрушением основ традиционного восприятия, «разрушать» их просто опасно. Таковые полезнее было бы развивать.

Николай Феч